О том, как пересекать земные параллели не сходя с места, как в сутках может оказаться тридцать шесть часов и как научить современных детей не быть безразличными рассказал рекордсмен Книги рекордов Гиннесса, кавалер Ордена мужества и профессиональный путешественник Матвей Шпаро.

Дух путешествий и авантюризма испаряется в наших согражданах быстрее, чем деньги в их же кошельках, а интернет, гаджеты и прочие блага цивилизации, кажется, уже навсегда превратили «человека прямоходящего» в «человека, горизонтально лежащего на диване». Выйти за пределы своих возможностей, проявить характер и волю — действия, выполнить которые теперь под силу немногим. Несмотря на это, остаются энтузиасты, которые готовы делиться своим опытом и не на словах, а на деле доказывать, что «человек» — это звучит гордо. Свою скромную лепту в дело продвижения активных путешествий вносит двукратный рекордсмен Книги рекордов Гиннесса, кавалер Ордена мужества и профессиональный путешественник Матвей Шпаро. В интервью сайту Strana.ru Матвей рассказал о том, как пересекать земные параллели не сходя с места, как в сутках может оказаться тридцать шесть часов и как научить современных детей не быть безразличными.

— Матвей, уже в апреле стартует очередная молодежная экспедиция «На лыжах — к Северному полюсу», которую вы возглавляете. В течение недели семеро юношей и девушек, превозмогая себя и экстремальные природные условия Арктики, движутся в сторону Северного полюса с одной лишь целью — его, собственно, достичь. На протяжении десятков километров — ничего, кроме снега, льда, пронизывающего ветра и холода, от которого можно укрыться лишь во временной палатке. Вопрос — чего ради?

— В 2000 году мы с отцом (известным путешественником Дмитрием Игоревичем Шпаро — прим. авт.) почти одновременно пришли к мысли, что один из лучших способов воспитания подрастающего поколения — это воспитание его через активные путешествия. Именно тогда в рамках деятельности клуба «Приключение», который возглавляет мой отец, был создан наш первый лагерь в Карелии. Одной из его главных задач стало показать детям, что во время путешествий ты можешь приобрести бесценный опыт, который потом в жизни очень пригодится. Например, если ты в походе помог нести девочке рюкзак, то почему бы тебе не помочь ей с портфелем в школе? Или если ты встал рано утром, чтобы накормить свою команду манной кашей, то чего тебе стоит сделать маме бутерброд? На самом деле все это мелочи, но очень мало детей в современном мире к такому приучены. Плохо развита забота, трудно помогать другому человеку и так же трудно — эту помощь принимать.

— Значит, все ради того, чтобы научиться делать маме бутерброд?

— Это слишком буквально. Если говорить о ребятах, которые за эти годы покорили Северный полюс, то они стали в своих городах и в своих школах настоящими героями. Людьми, на которых можно и нужно равняться. В своих регионах они запустили своеобразные волны — волны правильных ценностей и достижений, которых так не хватает современной молодежи.

— Как проходит отбор в экспедицию?

— Этапы отбора, как правило, неизменны. На первом этапе из трехсот анкет отбирается пятьдесят. Затем претенденты отправляются на подготовку как раз в тот наш карельский лагерь. В процессе учебно-тренировочных сборов ребята проходят массу физических и психологических тестов, на основании которых формируется десятка финалистов. Далее они проходят серьезный медосмотр, и в результате остается семеро.

— Какие это дети?

— Очень разные. И совсем необязательно, скажем так, прокаченные. Ведь у каждой экспедиции своя задача. Понятно, что можно запросто найти много хороших ребят шестнадцати-семнадцати лет, сильных и выносливых, которые уже знают, что такое серьезные походы. Но всегда хочется ставить перед собой более сложные задачи, поэтому участие в наших экспедициях детей с ограниченными возможностями и «ботаников» — это не выдумка, а самая что ни на есть реальность. И отбор они проходят наравне с остальными. Главное — это уровень желания в крови человека.

— О какой степени инвалидности идет речь?

— Конечно, не о той, когда ребенок не может ходить. Но, например, это могут быть слабослышащие дети или ребята с задержкой психического развития. В 2014 году с подачи уполномоченного по правам ребенка Павла Алексеевича Астахова в экспедиции участвовали дети, находящиеся в трудной жизненной ситуации. Были ребята из детских домов и те, кто остался без родителей.

— Все ли выдерживают эмоциональные и психологические нагрузки, с которыми приходится сталкиваться?

— Благодаря серьезной системе отбора, ни разу за все эти годы не дававшей сбоя, случайные люди в экспедиции не попадают. Когда дети оказываются в Карелии, их делят на пять групп, с каждой из которой работают инструкторы, в дальнейшем дающие оценку каждому ребенку. Затрагивается множество человеческих качеств: оценивается сила, выносливость, смелость, трудолюбие. Затем каждый ребенок уже сам оценивает тех, кто оказался с ним в одной команде. Таким образом получается большое количество субъективных оценок, на основании которых уже в Москве специалисты создают психологические портреты будущих участников экспедиции.

— Как себя ведут ребята, оказавшись в экстремальных условиях? Часто ли проявляются качества, которых не было заметно на Большой земле?

— Любая настоящая экспедиция сложна, иначе она не была бы экспедицией, и несмотря на то что всегда есть возможность связаться с Большой землей и эвакуировать ребенка, риск остается. Конечно, случаи разные были. Но почти все они — о взаимовыручке. Так, например, в прошлой экспедиции у одного из наших участников (это был слабослышащий парень из глубинки) возникла серьезная угроза обморожения пальцев рук. Чтобы продолжить путь, ему надо было хотя бы пару дней не снимать варежек, что в условиях арктического похода почти невозможно: руки нужны всегда — то шнурки завязать, то крепление застегнуть, то рюкзак открыть. Мы не знали, что делать. И тут другой участник, парень из Кемерово, детдомовец, говорит: я, дескать, буду его руками. Ботинки ему застегнул, лыжи одел, рюкзак прицепил. И пошли. Вот что это, как не взаимовыручка?

— А когда случилась ваша личная самая первая экспедиция?

— Мне было лет четырнадцать. Правда, это была не совсем экспедиция, а лыжный поход первой категории сложности, но и он при определенных условиях может стать настоящим испытанием на прочность. Большой группой, состоящей из детей и взрослых, включая моего отца, мы отправились в Архангельскую область. Те же сто километров на восемь-девять дней. Было страшно холодно, около –40 °С. Глубокий снег, короткий световой день… Запомнилось, как отец уже в поезде на пути в Москву сказал мне, что каждый из этих дней был похож на те, которые он провел в 1979 году, впервые в истории покоряя на лыжах Северный полюс.

— Вот кого-то на скрипке заставляют играть, а вам холод подавай. Вам вообще это было интересно тогда? Как вы решили пойти по стопам отца?

— Трудно сказать. Одно могу сказать точно: заставить пойти в такое путешествие невозможно. Мне всегда хотелось быть похожим на отца. Всегда хотелось показать, что я не хуже, что я тоже могу. Что я тоже сильный и выносливый.

— То есть в этом есть некий элемент соперничества?

— Нет. Я же не сказал, что хочу доказать, что я лучше. Я сказал, что я хотел показать, что могу быть на равных. И наша с ним совместная экспедиция в 1998 году через Берингов пролив по дрейфующим льдам стала лучшим тому примером. Когда ты идешь вдвоем с отцом — это ни на что не похоже. Это что-то совсем уникальное. Когда ты подставляешь плечо и знаешь наверняка, что его подставят в ответ. Ведь как и сотни лет назад, Арктика — это риск. Там точно так же появляются торосы, образуются полыньи и ходят белые медведи. И главное отличие современных путешественников от тех, кто пару столетий назад еще только был на пути к открытию Северного полюса, — это наличие телефона и GPS. Правда, никакой GPS не поможет, если лед под твоей палаткой возьмет, да и разойдется.

— Для вас этот риск способствует выделению адреналина?

— Это все что угодно, только не адреналин. Я понимаю, что мои путешествия экстремальны, но они не идут ни в какое сравнение с фрирайдом или хели-ски, например. Вот у этих адреналин прет, они на пределе. Я же считаю, что до предела лучше не доводить. Всегда нужно иметь большой запас прочности по всем пунктам — это касается и технического снаряжения, и физического состояния. Я терпеть не могу ни с кем соревноваться. Есть много людей, которые ходят быстрее, чем я. Ради бога. Я люблю все делать медленно, но верно.

— Тише едешь — дальше будешь?

— Точно! (Смеется.) В этом смысле очень показательна история из нашего полярного путешествия с Борисом Смолиным (зимой 2008 года Матвей и Борис впервые в истории дошли на лыжах до Северного полюса в условиях полярной ночи — прим. авт.). В темноте, особенно когда облачно и звезд с луной на небе не видать, все твои действия замедляются в разы. Приходится дольше устанавливать палатку и готовить еду, не говоря уже о более мелких задачах, типа завязывания шнурков. Если вычесть из двадцати четырех часов все время, которое уходило у нас на ежедневные сборы-разборы-сон, оставалось всего часов восемь на то, чтобы преодолеть какое-то расстояние. Это Арктика, и поэтому зачастую расстояние это не превышало нескольких километров. Самым же печальным, а потом и раздражающим было то, что просыпаясь условным «утром», мы определяли по GPS, что находимся ровно в том месте, в котором были два дня назад. Потому что лед, на котором стоишь, за то время, пока ты спал, отнес тебя назад. Короче говоря, восемьдесят вторую параллель мы пересекали четыре раза. И когда я почувствовал, что мы не можем сдвинуться с мертвой точки, пришло единственно правильное решение.

— И каким оно было?

— Мы подошли к вопросу нестандартно. Мы решили, что наши сутки (раз уж солнца все равно нет) должны содержать не двадцать четыре часа, а тридцать шесть. И тогда сразу станет легче: можно будет спать десять-двенадцать часов и никуда не торопиться. А главное, идти можно будет не восемь часов, а все пятнадцать — на новых-то силах и при хорошем настроении. И вот в таком режиме мы шли примерно два месяца из трех. И именно благодаря этому решению пришли. Вот как можно было так скреативить? До сих пор загадка для меня.

— Правильно ли считать, что путешествия для вас не окутаны романтическим ореолом? Что это в большей степени все-таки работа?

— Думаю, для меня путешествия — это больше прагматика, чем романтика. Хотя лукавлю, конечно. Если бы прагматики было больше, я бы стал заниматься более доходным бизнесом (смеется).

— Можно ли представить вас отдыхающим на пляже?

— Вынужденный пляжный отдых существует, да, без этого никак (смеется). Но если говорить о том, что мне действительно нравится, то лучший отдых для меня — это приехать в наш лагерь в Карелию, Крым илиКраснодарский край и пообщаться с детьми. Когда ты попадаешь в круг подростков, мотивированных на путешествия, которые жаждут тебя слушать, задают умные и дельные вопросы, тогда заряжаешься огромной энергией, которой хватает на несколько месяцев бумажной работы.

Перейти к источнику СМИ можно по ссылке.